В продолжение вчерашнего (краткого) поста «Это должен быть вирус!» — упрямство или идиотизм?.. – полный перевод главы из книги Питера Дюсберга и Брайана Эллисона «Inventing the AIDS Virus» (1996)
.
Часть 1
.
SMON-фиаско (вирус ни при чём…)
Peter H. Duesberg & Bryan J. Ellison, «Inventing the AIDS Virus» (1996) - http://www.whale.to/a/duesberg1.html
Обвинение инфекционных микробов в том, что они вызывают неинфекционные заболевания далеко не ново. В материалах на иностранных языках и в ссылках на неясные источники скрыта история о SMON - пугающей эпидемии, поразившей Японию во время войны с полиомиелитом в 1950-х годах. Во многом эпидемия SMON предвосхитила более позднюю эпидемию СПИДа. В течение пятнадцати лет учёные Японии, где практически все исследовательские усилия контролировались охотниками за вирусами, не могли победить этот синдром. Игнорируя убедительные доказательства обратного, исследователи продолжали считать, что синдром заразен, и искали один вирус за другим. Год за годом эпидемия только усиливалась, несмотря на меры общественного здравоохранения по предотвращению распространения инфекционного агента. И, в конце концов, врачи были вынуждены признать, что в первую очередь именно их лечение и вызвало SMON. Когда правду о SMON уже нельзя было игнорировать, это дело превратилось в судебные иски от тысяч оставшихся в живых жертв этой болезни. Эта история осталась практически неизвестной за пределами Японии, игнорируемая охотниками за вирусами как слишком смущающая. Давайте расскажем о ней в полном объёме.
.
… за 43 года до эпидемии «атипичной пневмонии»…
.
Пациентка среднего возраста страдала от загадочного нервного расстройства, которое уже парализовало обе её ноги. Рейсаку Коно наблюдал эту пациентку из-за своей работы по изучению полиовируса, который у некоторых инфицированных пациентов проникал в центральную нервную систему, вызывая прогрессирующий паралич и иногда медленную, жалкую смерть. Хотя состояние пациента, которого он осматривал в этот день в 1959 году, не было полиомиелитом, оно имело определённое сходство с ним. И подозрение, что это тоже может быть результатом какого-то неизвестного вируса, возможно, похожего на полиовирус, только росло.
.
Коно навещал пациента в больнице университета Ми. Хироши Такасаки, профессор медицины в этом университете, рассказал Коно о ряде таких случаев, которые он недавно наблюдал в этой же больнице. Они оба поняли, что столкнулись со вспышкой чего-то нового, а не просто с незначительной загадкой, которую врачи внесут в каталог и забудут. Буквально в прошлом году профессор медицины Кензо Кусуи опубликовал отчёт о другом таком же случае в центральной Японии: пациент страдал от столь же странной комбинации кишечных проблем, проявляющихся как внутреннее кровотечение и диарея, с симптомами нервной дегенерации. Эта болезнь, боли в животе или диарея, сопровождаемая нервной дегенерацией, была замечена в нескольких единичных случаях ещё в 1955 году, но в настоящее время она, по видимому, превращается в локальную эпидемию.
.
Отчёты о подобных случаях стали накапливаться. В последующие пять лет произошло семь основных региональных эпидемий нового полиомиелитного синдрома, причем число новых случаев в год увеличилось с нескольких десятков в 1959 году до 161 жертвы к 1964 году — тревожный показатель для этих небольших районов. Учёные сделали поспешные выводы, что болезнь заразна. Просто внезапное появление этого синдрома было достаточным доказательством, чтобы убедить их в этом. Болезнь также вспыхивала в кластерах вокруг определённых городов или поселений, также кластеры заболевания были замечены в семьях. За первым человеком, который развил состояние SMON в каждой из этих семей, в течение нескольких недель последовал родственник. Многие вспышки были сосредоточены вокруг больниц — мест, печально известных распространением болезней. Годовой пик новых пациентов пришелся на конец лета, что указывает на возможное распространение болезни через насекомых. Предположение, что болезнь может быть связана с какой-либо незаразной профессиональной опасностью, было быстро отвергнуто, как только данные показали, что болезнь не имела ожидаемых предпочтений. Например, фермеры, которым было бы легче подвергаться воздействию пестицидов, имели уровень заболеваемости ниже среднего. С другой стороны, медицинские работники имели довольно высокий уровень заболеваемости, что ещё больше говорило о заразности новой болезни.
.
Однако учёные, расследующие эпидемию, заметили и некоторые важные противоречия. Например, заболевание странным образом больше всего поражало женщин среднего возраста, было менее распространённым среди мужчин и едва ли можно было обнаружить у детей, которые обычно легко подхватывают практически любое инфекционное заболевание. Тщательный медицинский осмотр показал, что симптомы не совпадают с симптомами, обычно ожидаемыми для инфекции. Кровь и другие жидкости организма, которые обычно распространяют вирус по всему телу, не выявили никаких отклонений, и при этом у пациентов не было лихорадки, сыпи или других признаков борьбы с каким-либо вторгающимся микробом. Эти важные доказательства должны были вызвать сомнения относительно вирусной гипотезы.
.
Охота на вирус продолжалась. Учёные ожидали найти вирус, который в первую очередь вызывал диарею, как и в случае полиомиелита. Оглядываясь назад на тот период, Коно откровенен о своих ранних предубеждениях, которые были в то время и у его коллег-вирусологов: «В то время я занимался исследованиями полиовируса, поэтому я подозревал, что вирус был причиной и этого синдрома». (1) Несмотря на годы, потраченные на поиск этого неуловимого вируса, Коно так и не смог изолировать его ни от одного из пациентов и на всём протяжении своей работы над этой задачей он терпеливо сообщал о своих нулевых результатах.
Тем временем эпидемия росла, да ещё и приближались Олимпийские игры 1964 года. 96 новых случаев были диагностированы в предыдущем году, и увеличение числа случаев сопровождалось новыми симптомами. Например, некоторые жертвы теперь страдали изнурительной слепотой. Готовясь принять туристов со всего мира, Япония не могла позволить иметь у себя неконтролируемую чуму. Что ещё хуже, 46 новых пациентов внезапно появились вокруг города Тода, одного из мест проведения олимпийских соревнований. Даже получив отдельное название «болезнь Тоды», эта вспышка всё равно угрожала репутации Японии и её туристической индустрии, в то же время обращая внимание общественности на эпидемию. Эцуро Тоцука, позже ставший адвокатом жертв этой болезни, так описал общественное настроение в то время: «Тогда даже я, будучи ещё студентом университета, изучающим физику, был очень встревожен. Широкая публика, включая меня, была крайне обеспокоена; мы не знали, как предотвратить это, и не было никакого лечения.» (2)
.
В мае 1964 года на 61-м общем собрании Японского общества внутренних болезней это заболевание было представлено в качестве официальной темы. Кензо Кусуи, один из первых врачей, сообщивших о пациентах, пораженных этим заболеванием, председательствовал на этом заседании. Участвующие исследователи дали этому заболеванию официальное название «Подострая миело-оптико-нейропатия» (SMON - Subacute Myelo-Optico-Neuropathy), и определили стандартизированный клинический диагноз. Министерство здравоохранения и социального обеспечения Японии быстро предоставило исследовательский грант и учредило официальную комиссию по расследованию эпидемии под руководством Магодзиро Маекавы, профессора медицины из Киотского университета. Коно был одним из нескольких вирусологов, назначенных в комиссию, тем самым получив свой мандат в качестве официального «охотника на вирус».
.
Тот же год принёс первые признаки возможного прорыва. Масахиса Шингу, вирусолог из Университета Куруме и один из членов комиссии, объявил о своём обнаружении вируса в выделениях пациентов с SMON. Вирус был классифицирован как эховирус (echovirus - аббревиатура от enteric cytopathogenic human orphan virus), который находят в желудочно-кишечном тракте человека. Эховирусы были известны тем, что заражали желудок или кишечник, и Шингу обнаружил признаки инфекции у различных больных SMON. Он взволнованно сделал вывод, что этот вирус наконец-то сочетается с болезнью. Также Шингу предположил, что этот вирус может иногда проникать в нервную систему, так же, как полиовирус. Он опубликовал своё открытие в 1965 году, бесстыдно хвастаясь, что он выделил причину нового опасного синдрома.
.
Однако Коно, зная о потенциально катастрофических результатах обвинения в болезни не того микроба, занял более осторожную позицию. В 1967 году, после трёх лет исследований, направленных на подтверждение утверждений Шингу, Коно мог только сообщить симпозиуму по SMON, что он не изолировал вирус от пациентов, и при этом не смог найти даже косвенных доказательств того, что пациенты ранее были инфицированы этим вирусом. Осторожность Коно спасла японскую науку от движения в неправильном направлении, и заявление Коно было полностью подтверждено четыре года спустя, когда и другие исследователи объявили о полном отсутствии доказательств, предполагающих какую-либо опасность от вируса Шингу.
.
.
В разгар этого бесплодного расследования команда Миекавы сделала удивительное наблюдение, от которого трагически отмахнулись. Согласно опросам, проведённым в больницах, примерно половине пациентов с SMON ранее был назначен препарат для борьбы с диареей, известный под торговой маркой Enterovioform, а другая половина получила соединение, продаваемое под названием Emaform. Оба препарата назначались при проблемах пищеварительного тракта — раннем симптоме SMON. Естественно, возникло подозрение, что эти препараты могут играть определённую роль в развитии синдрома, но комиссия, всё ещё надеясь на вирусную гипотезу, склонилась к консенсусу в отношении SMON как заразной болезни и быстро отклонила это предположение, отметив, что два разных препарата не должны вызывать одинаковые симптомы болезни. Однако, если бы комиссия исследователей провела дальнейшую проверку, они обнаружили бы, что два препарата были просто разными торговыми марками, применяемыми к одному и тому же препарату, и этот факт не проявлялся в течение нескольких лет.
.
Комиссия по SMON распалась в 1967 году из-за полного провала исследований. Совокупное общее количество зарегистрированных случаев SMON к концу 1966 года достигло почти двух тысяч, что было значительным, но не пугающим показателем. И если бы не пусть и тихий, но рост эпидемии, общественный интерес к исследованиям SMON и охоте на неуловимый вирус мог бы сойти на нет.
Практичеки сразу после того, как была распущена официальная комиссия, в двух сельских районах в провинции Окаяма началась новая вспышка синдрома. Десятки пожилых женщин и несколько мужчины в возрасте около тридцати лет начали заполнять близлежащие больницы, что к 1971 году составило почти 3% местного населения. Научное внимание снова было сосредоточено на SMON, с призраком возрождающейся эпидемии, разжигающим охоту на вирус.
.
В 1968 году два исследователя опубликовали вызвавшие волну возбуждения отчёты, описывающие новый вирус, обнаруженный в тканях пациентов с SMON. Обнаруженный агент подпадал под классификацию вирусов Коксаки, типа транзитного вируса, который, как известно, инфицирует пищеварительный тракт и первоначально был обнаружен как побочный продукт в исследованиях полиомиелита. Но это была ещё одна ложная тревога: вирус оказался случайным лабораторным заражением.
.
В 1969 году Министерство здравоохранения и социального обеспечения Японии, обеспокоенное распространением эпидемии, снова решило создать официальный следственный орган. Благодаря увеличенному более чем в десять раз по сравнению с комиссией 1964 года новая Исследовательская комиссия по SMON стала крупнейшей японской исследовательской программой, посвящённой одной болезни. Её первая встреча была проведена в начале сентября 1969 года в сильно пострадавшей от эпидемии провинции Окаяма. Консенсус среди японских учёных был полностью сфокусирован на каком-то неизвестном вирусе в качестве вероятной причины заболевания. Назначение Коно, наиболее уважаемого вирусолога Японии, председателем символически определило приоритеты новой комиссии.
.
К этому времени, после более чем десяти лет настойчивых исследований, вирусологи дошли с до боли пустыми руками. Коно, хотя и сам вирусолог, теперь увидел необходимость исследовать альтернативные гипотезы. Он разделил работу комиссии на четыре секции, каждая из которых возглавлялась крупным специалистом от японской медицины. Эпидемиолог был назначен ответственным за группу, проводившую общенациональные исследования по степени, распространению и связанным факторам риска этого заболевания. Сам Коно возглавлял группу вирусологов. Патологоанатом возглавил группу, сосредоточенную на анализе результатов вскрытия, а невролог возглавил группу, классифицировавшую неврологические и кишечные симптомы SMON. В общей сложности сорок ведущих учёных приняли участие в работе этой комиссии в течение 1969 года.
.
Хотя Коно открыл двери для исследований альтернативных гипотез, охота на вирусы только ускорилась – к этому времени некоторые ключевые научные утверждения английских и американских вирусологов начали оказывать глубокое влияние на исследования вирусов во всём мире, и особенно на исследования SMON в Японии. Первый тезис пришёл в начале 1960-х годов от вирусолога Карлтона Гайдусека из Американского Национального Института Здоровья, который сообщил об обнаружении доказательств существования первого «медленного вируса» у людей. (Медленный вирус — это вирус, который, как утверждается, вызывает заболевание спустя значительное вермя после первоначального заражения, то есть после долгого «латентного периода».) Он полагал, что это является причиной заболевания куру среди жителей Новой Гвинеи. Куру было медленно прогрессирующим неврологическим заболеванием, которое приводило к ослаблению двигательных навыков. Пациенты имели симптомы тремора и паралича, похожие на болезнь Паркинсона. Гайдусек утверждал, что обнаружил вирус куру, но его методы были весьма необычны по любым научным стандартам. На самом деле он никогда не выделял вирус, но вместо этого взял ткани мозга погибших жертв куру и ввёл эти неочищенные смеси в мозг живых обезьян. Когда у некоторых обезьян обнаружился дефицит моторных навыков, Гайдусек опубликовал свои выводы в старейшем в мире научном журнале «Nature», и его похвалили коллеги-вирусологи. Второе предполагаемое открытие было получено в лондонской больнице Мидлсекс в 1964 году, что было напрямую связано с заявлениями Гайдусека. Два исследователя обнаружили вирус, который, как считается, вызывал детский рак, лимфому Беркитта. Это был первый вирус, который, как утверждалось, вызывает рак у человека, и первый известный вирус человека, предположительно имеющий время инкубации между заражением и заболеванием, измеряемое годами, а не днями или неделями.
.
Эти заявления были сделаны очень крупными и уважаемыми исследовательскими учреждениями; следовательно, Коно не мог позволить себе игнорировать их. Другие медицинские эксперты в комиссии SMON предупреждали его, что симптомы SMON не похожи на симптомы стандартных вирусных инфекций, предполагая, что эта болезнь не была заразной. Коно, однако, отмахнулся от этого предположения, утверждая, что если учёные не желают рассматривать возможное существование неклассических вирусов, то «докторр Гайдусек не смог бы установить медленную этиологию вируса для куру». (3) Имитируя методы Гайдусека, он вводил неочищенный жидкости от пациентов SMON в мозг экспериментальных мышей и обезьян, надеясь вызвать заболевание и изолировать виновный вирус. Разочарованный, но не желающий сдаваться, он решил, что американские исследователи были лучше подготовлены для поиска такого вируса. Он отправил те же образцы жидкости непосредственно Гайдусеку, который повторил прививки в мозг своих шимпанзе; через три года они тоже остались совершенно нормальными. После этого Коно окончательно отказался от поиска «медленного вируса».
.
Из-за того, что их исследования вирусов не дали результатов, некоторые из исследователей начали искать бактерии. Одна лаборатория обнаружила, что у пациентов с SMON были несбалансированные уровни полезных бактерий, которые обычно растут в кишечнике каждого человека, но не смогли изолировать ни одного нового микроба. Собственная лаборатория Коно, а также два других исследователя заметили необычно большое количество микоплазмы, одного из видов бактериальных паразитов, у жертв заболевания. Тем не менее, поскольку микоплазма обнаруживается у большого процента людей и обычно известна тем, что она относительно безвредна или вызывает некоторые пневмонии, Коно и его коллеги-исследователи решили не заниматься этим вопросом дальше.
.
К 1970 году самым мучительным фактом было то, что двенадцать лет микробных исследований эпидемии SMON не дали ничего, кроме тупиков. Тем не менее, давление на комиссию продолжало нарастать, так как число погибших росло — только в 1969 году погибло почти две тысячи новых жертв SMON, что стало самым худшим показателем за все годы эпидемии. А у Коно и его комиссии заканчивались варианты.
.
К счастью для японцев, некоторые исследователи в комиссии не были охотниками за вирусами, и эти учёные фактически заново открыли доказательства гипотезы токсической причины SMON.
Источник: https://fillum.livejournal.com/213680.html